To every thing there is a season, and a time to every purpose under the heaven:

 Армейский приятель, у которого был еще и опыт лагерной отсидки, говорил, что в тюрьме было лучше чем в армии. Там не надо "чирикать", т.е. выражать официальное удовольствие от своего положения. В колонии, в отличие от армии, не было политзанятий.

Мой однокашник и тогдашний друг служил срочную в Потсдаме в советских оккупационных войсках. Было начало 60-х, т.е. самое время установления и становления Берлинской стены. Помню, когда он после дембеля рассказывал о своей службе, то непременно рисовал драматические картины противостояния их, т.е. русских солдат, с немцами. Разумеется восточными. Западные фигурировали как абстрактный страшный зверь, против которого и строилась стена. Мои впечатления того времени были слабыми абстракциями, в которых стена, конечно, представала как нечто малоприятное, но совершенно эфемерное. Вообще, события за пределами Москвы имели тогда образ неких картинок к книжкам.
Диорама в Музее Стены потрясает соприкосновением с этим явлением под названием Стена. Ее нечеловеческий смысл проникает в сознание, начинаешь глубинным образом понимать суть не только событий, но и психологии тех, кто несет за них ответственность.  

Мундир не мой. До ефрейтора не дослужился. 

Несмотря на десятилетия, отделяющие меня теперь от моей армейской службы, многие события того периода живы в памяти. Вероятно это оттого, что армейское существование было отличной моделью, в которой, как и во всякой хорошей модели, можно обнаружить важные закономерности жизни человеческой. Причем, как я теперь догадываюсь, не только жизни советской, но и всего человеческого общества.

 

Приехала к нам в часть проверка высокого начальства. Такие проверки и подготовка к их приему составляли один из главных элементов армейской жизни. Проверяющие изображали суровость и государственную мудрость, проверяемые – прилежание и покорность. И все были довольны, поскольку проверки сопровождались обильными застольями и нехитрыми развлечениями на природе в виде охоты и рыбалки. Но речь не об этом. В тот раз, как впрочем и всегда, о внезапной проверке было известно за положенное время, дававшее возможность привести все в надлежащий порядок. Младшие офицеры гоняли солдат, заставляя чистить, красить, убирать, одним словом готовить хозяйство к осмотру высоким начальством. И вдруг в нашем подразделении обнаружился непорядок весьма серьезного свойства, устранить который за отведенное время было принципиально невозможно. В хозяйстве хранились большие запасы концентрированной азотной кислоты. Хранилась кислота в больших цистернах, стоящих на автомобильных прицепах. Цистерны были сделаны из специальной нержавеющей стали, дабы удерживать опасную и очень активную жидкость. Но даже сверхспециальная сталь прогибалась под воздействием кислоты немыслимой концентрации. В швах образовалась течь. Это было ЧП. Солдатик, обнаруживший проблему, побежал докладывать офицеру. Офицер, осмотрев место происшествия и оценив масштаб бедствия, понял, что ремонт невозможен также как невозможно оставить текущую дрянь для обозрения высокого начальства. План родился мгновенно (армейская смекалка!).  Офицер приказал замазать образовавшийся свищ пластилином и закрасить краской, чтобы замазанное место не отличалось от остальной поверхности. Проверка прошла гладко, хотя проверяющим пришлось сделать вид, что они не заметили подлога.

 

Не мог не вспомнить этот эпизод, наблюдая последние действия российского начальства. И Пикалево, и «Перекресток» -- это все замазывание пластилином емкости с кислотой. Эффект тот же – со своей «проверкой» можно договориться, но остановить кислоту не удастся. Рано или поздно необходим капитальный ремонт. Иначе кислота зальет и погубит окружающий мир.